Рыжковский Павел Иванович
Трагическая передислокация
В армию меня призвали еще до войны. Служил я в авиабригаде под Красноярском, а в июне 1941 года мы находились в летних полевых лагерях под Абаканом, недалеко от села Шушенское, где в конце ХIХ века был в ссылке Владимир Ильич Ленин. Буквально накануне войны мы получили приказ разобрать самолеты и погрузить их на поезд, что многие, и я в том числе, считали ошибкой, которую исправил командующий Сибирским военным округом генерал-лейтенант Калинин, который прилетел на своем самолете. Он посмотрел на нашу каторжную работу: мы снимали с самолетов крылья, грузили их на платформы, обшивали фанерой, чтобы не было видно, что это такое, — и приказал это прекратить. Правда, к тому времени мы успели снять крылья у всех восьмидесяти скоростных бомбардировщиков, которые были в бригаде.
После получения нового приказа сразу же бросились обратно цеплять крылья к самолетам, и фактически за сутки эту работу завершили. Затем бригада перелетела под Калинин, а мы — технический персонал со всей сопутствующей техникой и оборудованием — добирались до нового места дислокации эшелоном. Доехали до Ярославля, потом на машинах до города Кимры, где переправлялись на паромах через Волгу. Во время этой переправы я понял, что нашу страну победить нельзя. Ведь уже шла война, немец рвался к Москве, а на пароме работали одни женщины. И как работали! Мы едва за ними успевали. Там увидели своими глазами, как люди помогают нам воевать. Почувствовали единство народа, который сплотился перед смертельной опасностью, нависшей над Родиной. И, может быть, уже тогда начали осознавать, что война - это суровое испытание для всего народа. Что она будет гораздо более тяжелой, чем война с Наполеоном или война 1914 года, ведь Гитлер подчинил себе практически всю Европу, мобилизовал против СССР все ее людские ресурсы и промышленный потенциал, а мы должны были выстоять против экономической мощи всей Европы. Я это понимал, потому что до войны успел окончить 10 классов. Я также понимал, что эта война не на месяц и не на год, что она затянется на несколько лет.
Но самое трагическое, что нашей бригаде, как мы потом узнали, не удалось сесть на новом аэродроме под Калинином. Немецкая авиация сожгла ее в воздухе и при посадке. Видимо, немцы знали об этом перелете и ждали наши самолеты. Только командир бригады и те, кто с ним летел, сели на другой аэродром, и это их спасло. После этих событий нас перевели в полк тяжелых бомбардировщиков, на которых мне, как радисту, полетать не удалось. При первом же вылете мы упали — отказали моторы. Повезло, что упали на нашей территории. И меня, оглушенного падением, списали в наземные радисты, но если было нужно, то и на боевые задания летал с разными экипажами. Так для меня начались тяжелые военные будни.
Труженики тыла
Еще раз убедился в стойкости нашего народа во время битвы под Москвой. Понял, что война касается каждого, и от каждого зависит ее исход. У нас появилась проблема с доставкой снарядов, и командование полка послало группу, в которую попал и я, на завод в Электросталь грузить авиабомбы в эшелоны. Это город под Москвой, где работал большой подземный завод по производству снарядов и бомб. Только в том сборочном цехе, куда нас пустили, трудились около 2 тыс. человек — в подавляющем большинстве девчата. Точили снаряды, варили порох, снаряжали боеприпасы взрывчатыми веществами. Работа тяжелейшая. Такое впечатление было, что эти девочки сделаны из бумаги — они просвечивались солнечными лучами. На обед получали суп, в котором плавало несколько листиков капусты и немного крупы. И когда мы это увидели, отдали все, что у нас было с собой: хлеб, консервы, колбасу. Они отказывались. Но мы сказали, что съедим их обед, а они пусть едят наш...
...В Электростали мы пробыли всего 6 дней, но тех девчат помню до сих пор. Мы понимали, что страна все отдавала фронту, а тылу оставалось немного, но в тылу работали и за тех, кто воевал на передовой. И нам это тоже придавало дополнительные силы.
Орден Славы
В мою задачу входило обеспечивать бесперебойную связь с самолетами во время боевых вылетов, а это не простое дело, если учесть, что бывали моменты, когда в воздухе находилось до 30 машин и мне приходилось одновременно вести переговоры на «морзянке» с 4 самолетами. Голова «пухла» от избытка точек-тире, но трудностей я не боялся, поскольку профессией овладел неплохо, еще до войны стал лучшим радистом Сибирского военного округа на соревнованиях по скоростному радиообмену. Бывали случаи, когда приходилось работать под бомбежкой. Как, например, в 1944 году, когда наше авиасоединение участвовало в прорыве блокады Ленинграда. Бомбили нас сильно, в блиндаже даже часть стены развалилась от попадания бомбы. Девчата-радистки, которые со мной работали, немного струхнули. Я приказал им спрятаться под стол, а сам оставался на связи с самолетами, которые бомбили Хельсинки. Прибежал начальник связи полка и не мог сразу поверить, что мы справились с задачей и обеспечили связь со всеми самолетами. После этих событий меня наградили орденом Славы 3-й степени, а девчат — медалями «За отвагу».
Сталинградская битва
Но до этого были оборона Москвы и Сталинградская битва. После победы под Москвой нам под Сталинградом было морально легче. Под Москвой на каждом лежала огромная ответственность, ведь опыта у нас было мало, да и вооружение еще было слабое. Однако под Сталинградом мы воевали в сложнейших условиях. Наш полк бомбил узловую железнодорожную станцию Калач, а когда Калач освободили, бомбили Сталинград. Обстановка — суровая. Кругом голая степь. Зима, морозы, метели. Даже землянку не из чего было сделать. Девчата-радистки, которые раньше нас прилетели, присели у какого-то куста, окоченели. Их снегом занесло. Мы начали искать, а их нигде нет. Хорошо, что заметили, как на ветру над снегом прядь волос развевается. Откопали, обогрели, едва в чувство привели. Для командира полка оборудовали штаб в скирде соломы. Выдернули солому изнутри, укрепили какими-то жердями. Такой вот штаб. А на аэродроме грелись немецкими бомбами-«зажигалками», недостатка в которых не было. Стукнешь ее об землю, она загорается, а мы греемся. Потом уже стали разбирать ящики из-под бомб и использовать эти доски для строительства небольших землянок, а «буржуйки» приспособились из бочек для авиатоплива делать. Было уже куда заскочить и погреться.
С питанием проблем не возникало, кормили нормально. Полевая кухня приезжала регулярно. Трудность была только в том, что в непогоду можно заблудиться. Один раз двое наших товарищей пошли за пайком. Но началась метель, и на обратном пути они заблудились в степи, где никаких ориентиров. Всю ночь ходили, хорошо, что сами вернулись. После Сталинграда мы принимали участие в Курской битве. Брали Орел. Я часто летал на боевые задания вместо радиста. Здесь меня наградили медалью «За оборону Москвы».
Освобождение Беларуси
Запомнилось освобождение Киева. Помню, звонят ребята, сообщают: «Киев взяли». А я пошутил: «Хорошо, — говорю, — что взяли, а то меня крысы заели в землянке». Землянка была длинная, немецкая, нам, так сказать, досталась «по наследству», вместе с крысами. В ходе операции по взятию Киева наша дивизия участвовала в грандиозной ночной высадке десанта корпуса Безуглого.
Это была уже другая армия, не та, что под Москвой, и даже не та, что под Сталинградом, — и по выучке, и по вооружению. И еще высочайший боевой дух. Один десантник остался, почему-то не смог улететь со всеми, хотел застрелиться. Но его успокоили: «На твой век еще войны хватит!». И когда Киев взяли, стало ясно, что фрицам скоро «капут».
А потом мы освобождали Беларусь. Бомбили «бобруйский котел», группировку фашистов, окруженную под Бобруйском. Дислоцировались мы в Быхове. Запомнилось, как нас встречали местные девчата. Бедно одетые, все в лаптях, но такая радость на лицах! А вокруг все разрушено, многие деревни немцы сожгли, часть — вместе с жителями. Жуткое зрелище. Затем мы подвозили горючее для танковой армии, которая вела бои в Копыльском районе, на моей родине. Но дома мне побыть не довелось — впереди была Польша.
А День Победы встретил в немецком городе Шпротау. Жили на квартире у поляка. Он прибежал, кричит: «Пан, пан! Победа!» Я ему не поверил, выскочил на улицу, все кругом стреляют в воздух. И я вытащил пистолет и начал палить в небо. А в доме напротив жил инженер нашего полка, он в это время спал. Мы его разбудили своей стрельбой. Он на нас набросился: «Вы что — с ума сошли?» — а когда сообразил, что к чему, тоже побежал за пистолетом. Потом мне довелось повоевать в Монголии и Корее.
Великую Отечественную войну я закончил старшиной, а в Корее мне присвоили офицерское звание, но это уже другая история.
Герман МОСКАЛЕНКО
