Денисенко Григорий Кириллович
Думали, немцев шапками закидаем
До войны я окончил Славянский аэроклуб и в 1940 году стал курсантом военно-авиационной школы в Ворошиловграде. Хорошо помню, что в воскресенье утром 22 июня мы после просмотра фильма вышли из Дома культуры и услышали на улице из репродуктора речь Молотова. Из нее и узнали, что началась война. Настроение у нас было такое, что не сомневались: немцев шапками закидаем, воевать будем на их территории. Но получилось все по-другому. Когда враг был уже на подступах к городу, училище эвакуировали в город Уральск.
Нам не подали эшелон, за что потом судили и расстреляли начальника станции, и мы — курсанты — прошли пешим маршем через Сальские степи до Сталин¬града. Ушли в летней форме, а все обмундирование и другое имущество, которое не смогли взять с собой, интендантская служба сожгла во дворе училища. В этом костре сгорела и наша новая форма, сшитая к выпуску. Но самым плохим было, что сожгли зимнее обмундирование, отчего мы потом натерпелись в Уральске. Зима суровая, жили в землянках, многие ходили в обмотках.
В Ворошиловграде нас учили летать на бомбардировщиках, до выпуска оставались считанные дни, но началась война. Самолет СБ, на котором мы летали, устарел, и поступил приказ перевести нас на Пе-2. Когда мы прибыли в Уральск, оказалось, что все самолеты Пе-2 из училища забрали для фронта, и мы пребывали в полном неведении относительно того, на чем же все-таки мы будем летать.
Все, конечно, стремились попасть на фронт, причем в любом качестве, но было сказано, чтобы мы успокоились, война еще не окончилась и мы успеем повоевать. В конце концов нас стали учить летать на штурмовиках ИЛ-2, которые только-только пошли в серийный выпуск.
Киев не бомбить!
Прошли полный курс обуче¬ния на самолетах ИЛ-2, и в июле 1943 года нас выпустили из училища. Мне присвоили звание младшего лейтенанта, и я попал в учебный полк, где нас обучали применять боевое вооружение самолета. А в октябре меня направили в 235-й штурмовой Проскуровский авиационный полк 264-й штурмовой Киевской авиационной дивизии 5-го штурмового Винницкого корпуса. Корпусом командовал Николай Петрович Каманин — Герой Советского Союза №2, участник легендарной эпопеи по спасению экипажа ледокола «Челюскин».
Прибыв в полк, мы думали, что сразу — в бой, ведь готовилась Киевская наступательная операция. Но командир полка умерил наш пыл, порекомендовал посмотреть, как летают «старики». А кто такой «старик»? Он по возрасту моложе меня, но имеет большой боевой опыт. И мы смотрели, а параллельно по картам изучали район боевых действий. И так изучали, что до сих пор помню эту местность. Потом приняли экзамен, и 3 ноября меня включили в боевой расчет. Штурмовики летали шестерками, и меня поставили на правый фланг, замыкающим. Первый вылет оказался вполне удачным. «Обедню» я не испортил, старался выполнить наказ командира эскадрильи Петра Дылько: «Никогда не напрашивайся, никогда не отказывайся, делай, как я, научишься — будешь делать, как ты!».
Шли бои за освобождение Киева, и нам дали приказ: «Киев не бомбить!». Город весь горел, Крещатик лежал в руинах. Мы бомбили переправы, немецкие позиции в пригороде и железную дорогу. Так началась моя боевая работа.
Воздушная пехота
Двадцать второго ноября меня за участие в Киевской операции за успешные 10 боевых вылетов наградили первым орденом – орденом Славы 3-й степени под №56. Это солдатский орден, но в авиации в виде исключения им награждали младших лейтенантов.
Позже, в октябре 1944 года, когда я совершил 118 успешных вылетов, меня представили к званию Героя Советского Союза. Успешным признавался вылет, в ходе которого уничтожалась техника противника: танки, самолеты, автомобили, а также укрепления, переправы — все, что препятствовало продвижению пехоты. Нас тоже называли пехотой, только воздушной, потому что мы летали на низких высотах и всей огневой мощью поддерживали пехоту наземную.
Факт уничтожения техники или какого-либо объекта подтверждался фотосъемкой, и снимки после боя анализировались специальной службой. Если танк или автомобиль горит, значит, уничтожен. Не горит, значит, не засчитывали. Если уничтожался самолет противника в ходе воздушной схватки, должны были быть подтверждения других экипажей, экипажей истребителей сопровождения и наземных войск, которые вели боевые действия в этом районе. И никак иначе.
Мои наградные материалы два года где-то ходили по инстанциям, а поскольку представление не реализовано, других наград мне не давали. Таков порядок, а указ о награждении вышел уже после войны — 15 мая 1946 года. Товарищи в шутку интересовались, где мои награды. И я всегда отшучивался: «Это все условно, главное, что живой остался!». А для штурмовиков это весьма актуально, потому что летчик-штурмовик на войне успевал сделать в среднем 6–7 боевых вылетов.
И если говорить, что я делал что-то особое, — нет. Я обычный летчик, который воевал, как и все мои боевые товарищи. Поверьте, о наградах в бою не думаешь…
Парад Победы
Под конец войны мы дислоцировались в Чехословакии. Второго мая 1945 чехи нам говорят: «Война кончилась!».
— Как кончилась?
Оказалось, действительно, подписан акт о безоговорочной капитуляции. Все кричат: «Победа!». Столы накрыли, пальба из всех видов оружия. А наутро — опять лететь на задание. Группа немцев под командованием Шернера с боями прорывалась на Запад, и с ними шли бандеровцы, власовцы и бульбовцы — всякая нечисть. Нашей задачей было не дать им уйти. И мы летали — третьего, четвертого и пятого мая. Девятого мая официально сообщили об окончании войны, а мы все летаем. И так до 10 мая. А потом поставили самолеты по капонирам и поняли, что мы безработные, такое непривычное чувство собственной ненужности...
...На Красной площади был Парад Победы. В дивизию пришла бумага, что для участия в параде нужно отобрать двух человек. Поначалу выбирали по росту, но потом отказались от этого.
Посмотрели заслуги и отправили меня и начальника связи. Из Братиславы в Москву ехали поездом. Жили в общежитии на Стромынке. Маршировали каждый день. Первоначально парад назначили на 12 июня, но синоптики дали прогноз, что в этот день будет дождь, перенесли на 24-е. Однако получилось, что 12-го день выдался солнечный, а 24-го был дождь. Поэтому в параде участвовали только сухопутные войска, без авиации. Потом с метеослужбой разобрались, конечно.
Но что самое интересное: возглавлял нашу парадную коробку генерал Каманин, а в одном из последних рядов шел его сын Аркадий, самый молодой летчик ВВС. Он начал летать, когда ему было 14 лет, летал на самолете связи, воевал мужественно, сбил два самолета, награжден двумя орденами Красной Звезды и орденом Красного Знамени. Однажды на командном пункте фронта маршал Малиновский увидел Аркашу и спросил у отца: «Как же ты разрешил ему летать?». Каманин-старший ответил:
— Разве я мог запретить ему защищать Родину?!
Первый космонавт Земли
После войны я работал в системе ДОСААФ. Меня назначили начальником Саратовского аэроклуба, курсантом которого стал Юрий Гагарин. Мы, конечно, не могли тогда знать, что это будущий космонавт. Но Юра мог и не стать летчиком. Он учился в индустриальном техникуме, а заместитель председателя ДОСААФ СССР по авиации Н.П.Каманин подписал приказ: студентов техникума в аэроклуб на летное отделение не брать. Народному хозяйству нужны были специалисты среднего звена — прорабы, мастера, начальники цехов. А Юра с друзьями пришел в аэроклуб и просился зачислить на летное отделение. Я объясняю, что не могу этого сделать, есть запрещающий приказ. Но они очень настойчиво просили. Зачислить не зачислил, но пообещал, что когда буду в Москве, переговорю с генералом Каманиным. И действительно, через некоторое время меня вызвали в Москву на сборы, и я рассказал Николаю Петровичу о Гагарине. Сказал, что парень дисциплинированный, хорошо учится, отличный спортсмен, секретарь комитета комсомола. Такие летчики нам и нужны. Каманин ответил:
— Денисенко, ты ведь знаешь, стенку лбом не прошибешь, но обойти ее можно. Сами на месте посмотрите, во-первых, чтобы руководство техникума не возражало, а во-вторых, с военкоматом договоритесь.
Так я и сделал, и Гагарин стал курсантом Саратовского аэроклуба. И пока я утрясал вопросы во всех инстанциях, он проходил курс теоретической подготовки, после чего сдал все предметы на «отлично». А занятия ведь проходили каждый вечер — по 4 часа. И это после трех пар занятий в техникуме. Какие нужны были организованность, упорство и сила воли! Но из-за теоретического курса Юра отстал по практической летной подготовке. Он убеждал меня, что ликвидирует отставание, а я ему сказал: «Давай так: приносишь диплом с отличием из техникума — будешь летчиком. Нет диплома с отличием — будешь литейщиком!». Прошло некоторое время, и Гагарин приносит мне диплом с отличием. Уговор есть уговор, оставалось только зачислить его в летную группу, где Юра вскоре стал одним из лучших. При этом он был обычным парнем: любил пошутить, сбегать с друзьями на реку поплавать, бывало, на бахчу за арбузами лазили. Обычный молодой человек, но трудяга — до мозга костей.
После окончания аэроклуба Гагарин получил направление в Оренбургское летное училище, потом его отобрали в отряд космонавтов, и он первым из землян совершил полет в космос. Однако не забыл, кто ставил его на крыло, прислал в адрес аэроклуба телеграмму со словами благодарности. Нам было очень приятно пожинать такие замечательные плоды своего многолетнего труда.
С Юрием Гагариным мы потом встретились в Москве. Эту встречу организовал Н.П.Каманин. Затем в одной из газет вышла статья «Эстафета Золотых Звезд». Мой командир и наставник Каманин — Герой Советского Союза №2, его ученик Денисенко получил Золотую Звезду №9 045, а ученик Денисенко Гагарин — Золотую Звезду Героя №11 175. И если бы не трагическая гибель Юры, эта эстафета наверняка бы продолжилась.
